Вратарь Максим Подомацкий дал интервью пресс-службе клуба, в котором рассказал о том, почему стал вратарём, и влиянии отца на свою карьеру.

— Максим, не каждый игрок хочет быть вратарём. Что повлияло на твой выбор амплуа: отец или собственное желание?

— В детстве я ходил на матч отца и, скажем так, вдохновился его игрой. Сразу для себя решил, что стану вратарём.

— А не страшно? Всё-таки шайба на скорости летит.

— На самом деле нет, страха не испытывал, но поначалу было тяжело в физическом плане на тренировках.

— Если говорить про отца. Чувствуешь ли ты на себе дополнительную ответственность, когда носишь такую известную в хоккейном мире фамилию? Создаёт ли фигура отца повышенную ответственность для тебя?

— Да, создаёт. Я на протяжении своей карьеры часто сталкивался с ситуациями, когда фамилия влияет на отношение ко мне. Но это работает в обе стороны: как в отрицательную, так и в положительную.

— Как часто отец помогает тебе советами? Может ли он проводить с тобой тренировки или консультации?

— То, что я сейчас вратарь и каким я стал в плане навыков — это большая заслуга папы. В начале карьеры у меня были проблемы со здоровьем. Вратарём я стал на год позже ровесников. Сначала я был полевым игроком и не хотел кататься. Я отставал от всех на два года. Отец очень помог мне достичь этого уровня. Мы всегда работали летом, начинали тренироваться сразу после сезона. Работали над катанием, разбирали игры и моменты. Он показывал, как правильно делать, а как неправильно. Сейчас он тоже постоянно поправляет, даёт советы и помогает.

— Когда тебя переводят в состав «Сибири», твой отец становится твоим тренером. Как вы разграничиваете свои взаимоотношения на льду? Есть ли момент, когда вы — отец и сын, а в другой момент — игрок и тренер?

— Я не могу сказать, что есть какая-то разница. На льду я воспринимаю его как 50 на 50, без чёткого разграничения. Для меня он и дома, и на площадке — отец и тренер одновременно. Могу иногда по приколу спросить: «Егор Геннадьевич, как лучше вести себя в таком-то моменте». Общаемся одинаково и на арене, и дома.

— Многие считают, что вратари не от мира сего. Не каждый осмелится вставать на пути шайбы, летящей со скоростью 100 км/ч. Что скажешь по этому поводу?

— Я не согласен с этим. Я знаю много вратарей, и все они — обычные, хорошие, общительные люди. Есть, конечно, исключения, но они есть везде. В КХЛ я много слышал о своеобразных вратарях. Просто полевых игроков гораздо больше, и поэтому кажется, что странных вратарей больше. Раньше можно было сказать, что не каждый встанет под шайбу, когда амуниция вратарей была минимально защищена. Сейчас же броня такая, что у вратарей самый маленький процент травм. Недавно видел статистику травм в НХЛ: на вратарей приходилось 1,5% от общего количества.

— Как ты считаешь, кому проще проявить себя на площадке, чтобы попасть в основную команду — полевому или вратарю?

— Если брать молодежный хоккей, в среднем из него две звезды заиграют в профессиональной лиге. Вратарей физически меньше, чем полевых, поэтому им тяжелее получить шанс себя проявить. Полевой игрок хотя бы пару смен, но получит. Например, в КХЛ три вратаря. Если один травмируется, у него на замене двое взрослых. В таком случае шанс, что вратарю из МХЛ дадут игровое время в основе, крайне мал.

— А как же, к примеру, Егор Заврагин?

— Он исключение из правил, так как по своему году всегда котировался как номер один в России, иногда даже в мире. А в большинстве случаев молодой вратарь редко получает шанс при конкуренции со взрослыми.

— Есть ли, по-твоему, какая-то разница в игровом интеллекте вратаря и полевых игроков?

— Думаю, тут плюс-минус одинаково. Любой игрок, который хочет играть в профессиональной лиге, будь то КХЛ, ВХЛ, НХЛ, должен читать игру. Поэтому мне кажется, тут нет отличий. Вратари скорее смотрят на игру немного с другой точки зрения.

— Как ты настраиваешься на игры? Есть ли какой-то конкретный ритуал? Может, какая-то конкретная песня?

— Я стараюсь перед игрой полностью исключить факторы стресса и минимизировать эмоции, как положительные, так и отрицательные. Музыку в раздевалке особо не послушаешь, там колонка орёт на всю раздевалку (смеётся). Я просто сажусь и представляю все возможные моменты в игре: как бы я сыграл, как бы отбил и как может сложиться ситуация. Прогоняю в голове всё возможное, чтобы быть готовым ко всему.

— Знаю, что у хоккеистов часто есть определённые части экипировки, которые приносят удачу. Есть ли у тебя что-то подобное?

— У меня это ракушка (смеётся). Я как стал вратарём, мне купили взрослую, профессиональную ракушку. И с тех пор я в ней катался и продолжаю. Я пытался играть в других, но мне максимально неудобно, а к этой я привык. Она уже часть корабля (смеётся). Ещё у меня браслеты из «Локомотива», их всем давали после трагедии. Такой же у Антона Красоткина, он тоже, по-моему, его носит.

— Продолжая тему «Локомотива». Ты недавно получил свой новый расписанный шлем, на котором сзади изображён чёрно-белый логотип «Локомотива». Это дань памяти или уважение к своей хоккейной школе?

— Всё вместе, потому что у меня там даже родственник был. Конечно, я уже многих не помню, но в целом многих знал. Отец со всеми был хорошо знаком, и для него это очень тяжело было. Рядом изображён герб Ярославля, потому что я храню много положительных моментов и воспоминаний о школе. Я многим благодарен за то, что меня там столько лет терпели и много мне дали. Вратарский тренер был очень хороший. До сих пор подмечаю его советы, которые раньше не понимал в силу возраста.

— В прошлом сезоне ты сыграл всего несколько матчей. В этом сезоне практически треть всех игр. Как считаешь, что улучшил в своей игре для попадания в состав?

— Сильно ничего не поменялось. Просто, если сравнивать с прошлым сезоном, я стал более опытным в плане МХЛ. По сути, это уже мой третий сезон в этой лиге. В Ярославле был первый, потом сюда пришёл. Если говорить про прошлый сезон. Конечно, я рассчитывал на большее игровое время. В силу того, что я был четвёртым вратарём и мог получить шанс, когда Табатчикова или Кокаулина поднимали в основу. С подписанием Худобина шанс на подобное перемещение был минимален. Возможность проявить себя была, но воспользоваться ею не удалось. Ближе к концу сезона мы активно боролись за плей-ин, и доверие было на стороне Табатчикова, который находился в отличной форме. Что касается этого сезона, то в начале было сложно, но потом повезло. Удалось в Екатеринбурге выйти, хорошо отыграть матч. Потом и игра пошла. С каждой игрой чувствую себя всё увереннее, всё-таки лучший опыт получается в игре. Чем больше играешь, тем сильнее становишься. Лучше читаешь игру и понимаешь, что вообще происходит на площадке.

— Ты несколько раз был очень близок к игре на ноль, но, к сожалению, пока заработать сухарь не выходит. Есть ли дополнительное желание оформить первый сухой матч в МХЛ или не думаешь об этом?

— Не могу сказать, что это сложно. Просто бывает стечение обстоятельств такое, что просто не идёт. Да и в любом случае, главное не то, что ты сухарь заработал, а что команда победила и получила очки. А ты в этом принял непосредственное участие. Так, по сути, строится сильные чемпионские команды. Когда все нацелены не на индивидуальные цифры и показатели, а на общекомандный результат. Поэтому я проще отношусь к этому.

— Макс, у тебя есть достаточно редкое свойство вратарское - ты праворукий вратарь. Есть ли какие-то отличия в игре или тренировочном процессе, может быть, какие-то преимущества?

— Если про молодёжку говорить, я такого не замечал. Когда приходил в первую команду, там бывают броски на автомате, как будто на отскок хотят бросить. Неоднократно слышал, когда при позиционной атаке на тренировке мне бросают на отскок в правую руку, а у меня там ловушка. Я просто ловлю шайбу, и нападающие возмущаются, вспоминая какой у меня хват. Если можно так выразится, то у меня есть преимущество небольшое в том, что с непривычки нападающие бросают мне в ловушку. Но надо отметить, что это работает один-два раза за игру не больше. Раньше было вообще мало праворуких. Сейчас таких вратарей стало заметно больше. Раньше буквально было 3-4 вратаря в лиге, а сейчас человек 10 точно есть.

— Многие вратари говорят, что им комфортно играть, когда по их воротам наносят много бросков. Какое у тебя мнение по этому поводу?

— Смотря какие броски брать. Могут бросить 40 раз, но просто чтобы бросить. Либо бросить раз 20, но из них тебя раз 5 разрывают до пустых ворот. Если говорить обобщённо, то приятнее, когда тебе бросают по воротам раз где-то 30-40. Это самое комфортное для меня количество бросков по воротам. И желательно, чтобы они равномерно распределялись по игре. Это позволяет постоянно ощущать себя в игре.

— То есть такое количество позволяет не устать за матч?

— Не то, чтобы устать, просто играть с таким количество бросков комфортно. А усталость – это понятие растяжимое. Я эмоционально после любой игры очень сильно устаю. Не важно выиграла команда или проиграла, трачу очень много эмоций.

— Некоторые вратари постоянно оказывают психологическое давление на соперника. Пользуешься ли ты таким приёмом и как часто говоришь с соперником на площадке?

— Всё зависит от развития игры, от моментов. Чаще всего реагирую, когда ко мне на пятачок приезжают мне что-то тыкают клюшкой меня, я могу там что-то сказать или в ответ тыкнуть. Как-то подколоть нападающего, что-то сказать спокойненько. Он подъезжает потом ко мне на добивание, говорю ему – «не пройдет, лучше даже снова не пытаться» или что-то в таком духе.

— А с партнёрами по команде как коммуницируешь на льду?

— Я обычно подсказываю защитникам. Отойти если мне перекрывают обзор или закрывать другого нападающего и т.п. В начале сезона сложнее было, потому что коммуникация была в одну сторону. Но сейчас мы наладили общение. К примеру, в ситуации, когда вратарь за воротами стоит и не может полностью оценивать обстановку. У защитников есть четыре команды – вперёд, назад, сильно и оставь. Благодаря такой не хитрой системе общения вратарям намного комфортнее играть стало.